Гари Ромен - Гуманист
Ромен Гари
Гуманист
Перевод французского С. Козицкого
В те времена, когда к власти в Германии пришел фюрер Адольф Гитлер, жил
в Мюнхене некто Карл Леви, фабрикант игрушек по роду своих занятий, человек
жизнерадостный, оптимист, верящий в человечество, хорошие сигары и
демократию и не принимающий чересчур близко к сердцу крикливые заявления
нового канцлера, будучи убежденным, что разум, чувство меры и некая
врожденная справедливость, несмотря ни на что, близкая любому человеку, в
самом скором времени возобладают над сиюминутными заблуждениями.
На настойчивые предостережения приятелей, приглашавших его последовать
за ними в эмиграцию, герр Леви отвечал доброй усмешкой и, удобно устроившись
в кресле, не выпуская изо рта сигары, предавался воспоминаниям о старых
друзьях по окопам Первой мировой - некоторые из них, сегодня высоко
поднявшиеся, не преминули бы в случае надобности замолвить за него словечко.
Угостив обеспокоенных приятелей рюмкой ликера, он провозглашал тост за
человечество, в которое, как он выражался, будь оно в нацистской или
прусской форме, в тирольской шляпе или рабочей кепке, он крепко верит. И
факт, что в первые годы нового порядка герр Карл не испытывал ни слишком
больших опасностей, ни даже неудобств. Бывало, конечно... Как-то его
оскорбили, в чем-то притеснили, но то ли окопные друзья и впрямь втайне
помогали ему, а может, его собственное истинно немецкое жизнелюбие и
соответственно внушающий доверие вид сыграли определенную роль, но до поры
до времени власти не проявляли к нему никакого интереса, и, пока те, чьи
свидетельства о рождении оставляли желать лучшего, направлялись в изгнание,
наш друг продолжал спокойную жизнь, деля время между своей фабрикой,
домашней библиотекой, сигарами и прекрасным винным погребом, поддерживаемый
непоколебимым оптимизмом и верой в человечество.
Потом грянула Вторая мировая, и положение несколько ухудшилось. Настал
день, когда его решительным образом не пропустили на собственную фабрику, а
назавтра какие-то молодчики в форме накинулись на него и крепко потрепали.
Герр Леви бросился к телефону, но окопные друзья все как один куда-то
исчезли, и он впервые почувствовал беспокойство. Войдя к себе в кабинет, он
остановился и долгим взглядом окинул стеллажи книг, закрывавшие стены.
Взгляд его был долгим и пристальным; сокровища мудрости говорили в пользу
людей, в их защиту и оправдание, умоляя герра Карла не терять мужества и не
поддаваться отчаянию. Платон, Монтень, Эразм, Декарт, Гейне... Следовало
доверять великим, набраться терпения, дать человеческому время проявить
себя, разобраться в этом хаосе и недоразумениях, одержать над ними верх.
Французами придумано отличное выражение на этот счет - прогоните естество,
говорится у них, оно бегом вернется к хозяину. Великодушие, справедливость,
разум победят и на сей раз, хотя, очевидно, для этого может потребоваться
какой-то срок. Главное, не терять веру, не впадать в уныние, хотя не мешало
бы и принять кое-какие меры предосторожности.
Герр Карл сел в кресло и задумался.
Это был пухлый розовощекий человек с поблескивающими стеклами очков,
тонкими губами, изгиб которых, казалось, хранил следы всех когда-либо
слетавших с них прекрасных слов.
Долго и внимательно оглядывал он книги, знакомые безделушки, будто
испрашивая совета, и понемногу глаза его стали оживать, лицо засветилось
лукавой улыбкой, и, обращаясь к тысячам томов, герр Карл поднял перед собой
тонкий бокал, как бы заверяя их в своей вер